вместо тысячи слов: П Р О Д О Л Ж А Й
Немножко попробую.
Пусть завязка истории будет такой...Ваня Е. сперва был фотографом, принадлежал к дадаистам и продвигал антиискусство. Потом сдружился с художником-реалистом, вернувшимся из эмиграции, эксперимента ради попробовал написать картину в соавторстве с ним - и открыл в себе талант живописца. Дальше было еще несколько картин в соавторстве и неофициальная и незаконченная "сольная" - больше ничего он в одиночку не писал, потому что считал, что недостаточно хорош для этого. Фотографию тоже забросил: думал, что публику теперь интересует только он сам и только как соавтор знаменитого художника, а к его собственным работам никто даже не присматривается. В итоге он становится арт-критиком.
Ваня С. - художник, пишущий в своей уникальной манере, которая сплав нескольких стилей - допустим, кубизма, сюрреализма и примитивизма, раз уж речь о Шагале зашла. Он любит эксперименты и несколько опережает свое время, поэтому частенько остается непонятым публикой и критиками. Сам он к особой популярности тоже не стремится, ему нравится быть в андеграунде и делать только то, что хочется.
В один прекрасный день Ваня Е. натыкается на работы Вани С., когда ищет материалы для своей очередной критической статьи о русском художественном "подполье". Картины ему не нравятся, конечно, и разносит он их в пух и прах, но чем-то все-таки цепляют - и ему становится интересно, что за ебанат человек мог их создать. Он находит Ваню С., благо живут они в одном городе, и завязывает знакомство. Общих тем находится куча, им вместе интересно, об искусстве могут спорить часами. А Ваня С., оказывается, давно знаком с фотоработами Вани Е., и они ему нравятся даже, поэтому он достает Ваню уговорами вернуться в большое искусство. Ваня в ответ разносит весь авангард ("В чем смысл? Где суть? Нахуя это вообще нужно?" и вот это вот всё).
А потом по-прежнему опережающий время Ваня С. решает поэкспериментировать на ниве боди-арта. И приходят ему в голову две идеи: собственно, роспись по телу - и тут ему нужна модель, и видит он в этой роли Ваню Е. и никого другого. Вторая идея - этакий перформанс: Ваня планирует нанести на тело несколько порезов, царапин, укусов, небольших ожогов (от воска, например) (и волосы предварительно сбрить надо, конечно. И да, бритье - тоже часть арт-процесса), которые соединятся в единую картину, и сфотографировать весь процесс - здесь ему тоже нужен Ваня Е.: кто-то должен фотографировать и помогать в нанесении некоторых штрихов.

Ребят, я вообще попадаю в идею? А то меня что-то понесло...

это даже как-то... романтично, что ли
Наверное

Так, пока в резервации затишье, тихонько положу здесь свою графоманию и быстро убегу.
Анона с завязкой истории про Вань-художников немного подвырубило, а потом он, не приходя в сознание (вот правда), нацарапал маленький кусочек продолжения разгона. По идее, анон подумывает чуток попозже дописать его до логического финала, который придумал вбросивший идею анончик. Но на самом-то деле хочет, чтобы вы прочитали это и сказали: "Слушай, ты не умеешь ничего, иди еще поучись, пожалуйста". А в идеале - чтобы кто-то взял и расписал эту историю хорошо, а не как я. Ну а пока - przepraszam, резервация

И пусть продолжение истории будет таким...
Ваня Е. долго раздумывает над предложением: с одной стороны, и то, и другое, на его взгляд, какая-то дичь, с другой - ему очень нравится Ваня и как-то совсем не хочется, чтобы он раскрашивал кого-то другого, и тем более не хочется, чтобы этот другой Ваню трогал. В конце концов Ваня Е. соглашается.
Ваня С. решает начать с перформанса, а перформанс - с бритья. Опасной бритвой, естественно. Первым делом, пока Ваня Е. разбирается со своей аппаратурой и выставляет свет, он собирается побрить живот - потому что он художник, он так видит. Ваня Е. оперативно отбирает у него бритву, потому что на нечаянное сэппуку они не договаривались, и после недолгих препирательств начинает брить Ваню сам, несколько раз отвлекаясь на фото процесса. А Ваня С. поначалу ворчит, потому что руки у Вани Е. вечно немного дрожат, и еще неизвестно, кому из них двоих безопаснее такое дело доверить. Но ворчит только для вида, из-за привычки подъебывать и чтобы не показывать настоящие эмоции. А когда Ваня начинает водить по его коже помазком, слов вообще не остается.
А у Вани Е. руки дрожат еще и потому, что процесс внезапно начинает ему страшно нравиться, и он увлекается настолько, что помазком не просто намыливает Ванин живот, а рисует на нем что-то, понятное только ему. Потом замечает, что Ваня лежит с закрытыми глазами, сжав кулаки, дышит как-то через раз, а мышцы живота под его руками уже почти каменные, пугается, спохватывается, берет бритву, очень осторожно проводит ей несколько раз - и отступает к фотоаппарату. Ему этот перерыв жизненно необходим, потому что кожа на Ванином животе теперь такая гладкая и нежная и выглядит так беззащитно, что прикасаться хочется не только пальцами, но и губами, языком, и даже не прикасаться, а ласкать - и Ване С. лучше об этом не знать, наверное.
А Ване С., на самом деле, знать об этом стоит, только соображает он в этот момент совсем плохо, настолько его переебывает от контраста ощущений: кожа у него чувствительная, а тут по ней водят то мягкой кистью с холодной пеной, то горячими пальцами, то прохладным лезвием.
О том, зачем они вообще всё это делают, Ваня вспоминает, только когда слышит щелчок затвора фотоаппарата, но и это не отрезвляет до конца. На Ваню Е. он вообще старается не смотреть: когда он неосторожно открыл глаза и увидел, как и с каким выражением лица Ваня проводит бритвой по его коже и какими темными стали его еще недавно серо-голубые глаза, сдержать стон удалось только нечеловеческим усилием воли. Чтобы сдержать эрекцию, пришлось несколько раз ощутимо ущипнуть себя за бедро.
Дальше было не легче: капать на наконец-то немного остывшего Ваню С. горячий воск Охра категорически отказался, сколько Ваня его ни убеждал, что ожоги будут совсем небольшими и быстро пройдут. В конце концов Ваня С. машет на него рукой: "Черт с тобой, просто фотографируй - хоть какую-то пользу искусству принесешь", достает несколько церковных свечей, добытых в ближайшей кирхе, зажигает одну и пытается капать воск так, чтобы создать какой-то узор. Получается так себе, Ваня то и дело раздраженно шипит от боли, пытается чесать места ожогов и никак не может найти удачное положение.
Ваня Е. задумчиво наблюдает за этим, забыв даже про фото, потом неожиданно просит Ваню остановиться и передохнуть. Основательно задолбавшийся Ваня С. соглашается и идет курить и отдирать от кожи застывший воск. Тем временем Ваня Е. растапливает печку, быстро изучает мастерскую Вани С., и вскоре перед ним на столе оказываются нож, миска, кастрюля, краски и оставшиеся свечи.
Вернувшись в мастерскую, обожженный, но не сломленный Ваня С. говорит: "Что ты там возишься? Продолжаем, я, кажется, понял, как надо". "Я, кажется, тоже. Ложись. Будет неприятно - говори сразу". Ваня С. не сразу понимает, что с ним собираются делать и зачем Ваня Е. макает кисть в стоящую на печке кастрюлю. Смысл действия доходит до него через секунду после прикосновения кисти, покрытой горячим воском цвета охры. То, что неприятно ему не будет - через пять секунд.
Ваня Е. двигает кистью медленно и плавно, переходя от прямых линий к круговым движениям и обратно, успокаивающе поглаживает кожу вокруг мазков кончиками пальцев и тихонько дует на ожоги. Когда Ваня немного привыкает к ощущениям и перестает извиваться от каждого мазка, Охра начинает обмакивать кисть в воск больше, к нежным поглаживаниям добавляются короткие мазки-тычки. Ваня понемногу забывает, кто он и на каком свете находится. Если уже на том - в следующей жизни он хочет быть холстом, желательно многоразового использования. И непременно у художника со странным псевдонимом Охра.
"Прости, я забыл спросить: что ты там хотел нарисовать?" - "Оставляю это на совести соавтора".